В суде – жалоба Ходорковского: можно ли отправить заключенного в ШИЗО, если сотоварищ поделился с ним продуктами? Или эти санкции несовместны с Конституцией? Нет, я этих правозащитных историй не люблю. Так что в Кремль – ведь там президент, там, как говорит Павловский, реальная власть.
А в Кремле – новое дело. Вроде бы все обсудили, министры уже стулья отодвигают, и тут президент говорит: правительство не должно забывать о реабилитации жертв политических репрессий! Каждый на своем месте должен оказывать содействие. Пусть ни одна жертва не останется безвестной, чтобы не возникало желания вернуть элементы прошлого.
Нет, это немыслимо, – опять в самой концовке мероприятия он озвучивает что-то пламенное, экзотическое! Про президента Израиля или еще похлеще. Оглядываюсь – журналисты слышали? Еще как! Этих подслушивать не отучишь.
Президент, похоже, заметил мое недоумение. Делает знак остаться. Прошли в комнату отдыха. Сели. Референт принес чай. Поставил печенье, конфетки.
– Понимаешь, Питирим, так надо, – вздыхает президент, размешивая сахар в стакане. – День такой сегодня, полагается вспоминать о жертвах. Народ к Соловецкому камню двинулся, чтобы власти все припомнить, и прежней и нынешней. А мы – раз, и упредили.
– Ладно, – с трудом соглашаюсь, – пускай. Лишний раз напомнить, что мы – люди цивилизованные, не помешает. Но разве так можно предотвратить репрессии? Разве такими разговорами можно приблизить счастливое будущее?
– А как можно? – вскинул брови президент. – Независимые суды, свобода СМИ? Может, ты, Питирим, либерал?
– Надо профилактировать! – высказываю заветную мысль. – Не подпускать человека близко к той черте, за которой его приходится репрессировать. Ведь мы здесь, во власти, тоже люди, ничто человеческое нам не чуждо, так? Мы ведь тоже можем не устоять перед искушением? А уж если политическая необходимость...
– Конечно, – соглашается президент. – Раздавить политического оппонента – соблазн немаленький.
– Мы уже кое-что сделали. Выборы по округам отменили, с губернаторами навели порядок. Ненужные политические партии оставили без регистрации. Одни лимоновцы остались недозачищенные, да и то их больше в тюрьме, чем на свободе. Мы на правильном пути. Нет политики, нет политиков – не будет политических репрессий и политических заключенных.
Президент кивает и кидает в стакан ломтик лимона.
– Но профилактика, – сетую, – пока не на уровне. Кое-кто за черту просачивается, и этих приходится прессовать жестко. И это – урок всем. Наказываем одного – спасаем тысячи. Такова диалектика. Некоторых, конечно, немного жаль. Бахмину, мать двоих детей. Ту молоденькую девицу, забыл фамилию, которая из окошка гостиницы "Россия" вывесила: "Уйди сам". Ученых, разгласителей гостайны, людей в большинстве своем пожилых. Но ради общего блага...
– Есть, есть недоработки, – соглашается президент. – Вот Ходорковский с Лебедевым – не тормознули их вовремя, недоработали, пришлось карать.
– Зато теперь наши люди стараются изо всех сил, – вступаюсь за коллег. – У Ходора в сумке обнаружились два лимона – в ШИЗО! Лебедев соседа по бараку печеньем угостил – туда же! Шесть суток карцера за печеньице. Хотя уж лучше ШИЗО, чем, как в старые времена, без права переписки.
– Несомненно, – президент очарован моей логикой. – И Верховный суд того же мнения. Если с тобой обходятся гуманно, справедливо, то можно прожить и без лимонов. А уж там, в Верховном, такие умы...
– А заискивание перед правозащитниками – это лишнее. Все равно нам никто не поверит. Даже Европа наивная. И потом, они, правозащитники, народ неблагодарный, от них "спасиба" не дождешься.
– Ты, Питирим, практически наша совесть, – восхитился президент. – Совесть Кремля! Угощайся, – и он пододвинул ко мне блюдо с печеньем. Я было потянулся, но вовремя отдернул руку.
Президент смотрел на меня с удивлением.
Все события и персонажи являются вымыслом. Любые совпадения случайны
Вы можете оставить свои комментарии здесь
