Забастовочная деятельность после долгого перерыва оживилась прошлой осенью, с тех пор идет волнами и имеет, кажется, неплохие виды на дальнейший рост.
Конечно, с поправками на наши климатические особенности. Забастовки признаются легальными, лишь если заранее одобрены начальством, желающих бастовать мало, настоящих профсоюзных активистов еще меньше, а масса трудящихся держится пока в стороне.
Эти трудности искупаются, однако, другими местными особенностями. Например, высочайшим развитием монополизма. Не только на железной дороге, но и почти на каждом другом участке, персональным своим кусочком общего нашего жизнеобеспечения ведает какая-либо монополия. А стало быть, есть там и свой кран, перекрываемый самыми малыми силами. Пересчитаешь эти потенциальные краны – волосы дыбом встанут. Но главное сейчас – не в этих возможностях, да, пожалуй, и не в самих по себе стачках.
Рядовые люди все сильнее хотят увеличить свои доходы, и у них хватает способов напомнить об этом начальству даже и безо всяких забастовок.
Причин тут несколько. Во-первых, привычка. С начала этого века процент ежегодного роста реальных зарплат измеряется двузначным числом. Это стало нормой, а декламации властей об отстающей производительности труда воспринимаются как вызов – с того момента, когда к ним начинают относиться всерьез.
Вторая причина – инфляция. Она не росла несколько лет (официально – даже уменьшалась), и нынешний ее взлет влечет требования о дополнительном увеличении заработков, которые по-хорошему или по-плохому, но неизбежно будут удовлетворены. Пока в экономике бум, частный сектор с большей или меньшей охотой на это согласится, а сектор государственный просто не рискнет отказать хотя бы в индексации – слишком уж откровенно побаиваются низов наши верхи, вместе со всей своей необъятной властью.
Но сверх того, есть еще одна причина, и, пожалуй, главная. В прошлом году на верхних наших этажах состоялся грандиозный раздел активов между всеми жаждущими и заслужившими – через раздачу нефтедолларов, распечатывание Стабфонда, создание госкорпораций, утверждение "амбициозных инвестиционных проектов". Вполне логичный акт, предшествующий плановой перегруппировке власти. И с вполне логичным, хотя и непредвиденным, следствием: в этом году желание получить свою долю спустилось с верхних этажей на нижние.
Неужели можно было надеяться, что рядовой человек, перманентно оглушаемый пропагандистским звоном о миллиардах и триллионах, отпускаемых на какие-то неведомые ему "нанотехнологии", на сочинскую Олимпиаду, на десятки все новых, непрерывно придумываемых суперпроектов, не скажет, наконец: "Ну и деньжищи у вас! Поделитесь-ка со мной!"
Неужели в том же самом ОАО "РЖД" не догадывались, что собственные же машинисты сделают свои выводы из великих планов, так энергично рекламируемых собственным же их руководством, из обещаний строить какие-то гигантские сверхмосты и супертоннели, из суперзаработков топ-менеджеров, из инвестпрограммы, предусматривающей изыскание 10 триллионов рублей в предстоящие 20 лет?
А выводы-то очевидны: "Денег у вас немерено, и нечего экономить на наших зарплатах!"
И не надо спрашивать, обосновано или нет, требование повысить средний заработок машинистов с нынешних примерно 40 тысяч до 60 тысяч, и во сколько раз эта зарплата выше оклада среднего вузовского профессора.
Такие вопросы имеют смысл только в конкурентной экономике, на предприятии, которое борется за свой кусок рынка, соревнуясь с другими, и где потолок повышения заработков с самого начала более или менее очевиден всем участникам трудовых споров.
На сегодняшнем Западе эта конкурентная экономика давно уже работает вполсилы, зажатая в тиски государства всеобщего благоденствия. И там, где распределительная машина крутится без сбоев, умелым и успешным не дадут заработать чересчур много, а неумелым и неудачливым не позволят получить слишком мало. Вероятно, это и есть примерно то, что считали справедливым те давние первомайские демонстранты сто лет назад.
Путь к этому благоденствию сопровождался осечками, а то и трагедиями. Приход в начале 30-х годов к власти в Германии нацистов, а в Австрии – ультраконсерваторов, во многом объяснялся тем, что тогдашние социал-демократы соорудили для своих избирателей – рабочих крупных предприятий, организованных в крупные профсоюзы, сепаратную систему гарантий, благ и привилегий, восстановив против себя всех остальных.
В богатых странах таких коллизий давно уже не случалось, но там, где распределительная система слишком уж неумела и агрессивна, и слишком уж душит экономику, к власти все чаще приходят ее критики.
Привилегированную часть низов просят меньше отбирать у непривилегированных профессионалов. И опять-таки во имя справедливости. Такие фигуры, как Саркози и Берлускони, – знак времени.
Но только вот на их часах и на наших – время разное. У нас тоже есть государственная распределительная система, которая кормит бюджетников и пенсионеров. Кормит плохо, и они в большинстве и дальше будут беднеть – не абсолютно, так относительно, по сравнению с теми, кто работает в госкорпорациях всех названий и категорий.
Правительство слабее и беднее государственных монополий. Лоббистские возможности министра культуры просто смешны по сравнению с лоббистскими возможностями главы ОАО "РЖД". Поэтому квалифицированный специалист, который служит по культурному ведомству, не может даже мечтать о деньгах, о которых вполне в состоянии мечтать рядовой железнодорожник.
К общественной справедливости это никакого касательства не имеет. Просто железнодорожное начальство кое-что вырвало из казны. А теперь его подчиненные хотят, чтобы оно поделилось с ними излишками. Понятно, что вырвать их у него будет нелегко, но, по крайней мере, есть что запрашивать.
И запросы будут звучать все энергичнее. И все шире – всюду, куда без счета отвалили казенных денег. Если эти просьбы снизу будут правильно поняты теми, кто сверху, то хотя бы с частью просителей станут делиться безо всяких стачек.
Конечно, диспропорции в доходах от этого не уменьшатся, а вырастут. И связь зарплат с квалификацией станет еще слабее. Но что делать, трудящиеся просто следуют примеру, так вовремя поданному начальствующими лицами. Те правила преуспеяния, которые установились на верхних этажах, в меру возможностей перенимаются теперь на нижних.
Такой вот у нас нынче Первомай. Ну а тот, шмаковско-зюгановский – для отвода глаз.
Оригинал статьи опубликован на сайте www.gazeta.ru
