" –... Он уже прошел ад.... Человек, который помилован один раз Господом Богом, а ведь милует в конечном счете Господь Бог, все земные инстанции – они только инстанции только передаточное звено на этом пути, он не может быть приговорен второй раз.
– То есть Ходорковский виновен перед богом, раз мы говорим несколько раз слово "помиловал" и бог его за что-то наказал.
– Да.
– Значит, у него были грехи…
– Гордыня, конечно. ...Господь Бог помиловал Ходорковского, потому что Ходорковский очень правильно оценил то наказание, которое было ему... Ходорковский искупил свой грех, потому что он понял, что с ним произошло. Что он и изложил на пресс-конференции в Берлине".
Замечательный диалог двух персонажей театра абсурда – восходящей звезды креативного телеканала "Дождь" Маши из Москвы , научившейся у одного из мэтров российской словесности "****** *** и ******* как животное" и больше, к сожалению, ничему другому, и талантливейшего драматурга нашей эпохи Белковского. Об обоих говорю без малейшей иронии. Гениальная пьеса "Покаяние", замалчиваемая (ни одной постановки!) неблагодарными современниками станет таким же литературным памятником эпохи пореформенной России конца 20-го – начала 21-го века как в свое время "Вишневый сад" господина Чехова. Вполне допускаю, что МХАТ (по крайней мере, тот, что на Тверском) будет после блестящей премьеры переименован в МХАТ им. С.А. Белковского. А вот новая пьеса "Искупление" ему явно не удается. Он в ней перепутал главных героев.
Личная драма этого незаурядного и великолепно литератyрно образованного человека в том, что свое первородство драматурга по призванию он уже давно и бесповоротно разменял на наваристую чечевичную похлебку демиурга по вызову российской политической сцены. Эдакий постмодернистский Парвус, освоивший в политтехнологическом бизнесе те же боевые искусства, что и его продвинутая собеседница в литературе, вынужденный в отсутствие своего Ленина или, на худой конец, Троцкого шакалить напропалую то у Березовского с его невразчным протеже Путиным, то у Сечина, то у спонсоров раннего Навального и почти всегда у той спецсилы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. В отличие от своего пристреленного Штирлицем коллеги по ремеслу Клауса, которому гестапо в интересах дела тоже разрешало всё, даже насмешки над фюрером, он не может дерзко бросить им в лицо: "Да если бы я был писателем, разве стал бы я работать на вас!" Он был писателем и стал работать на них, потому что все они очень хорошо платили, и в который раз опровергнул Моцарта, счастливо полагавшего, что гений и злодейство – две вещи несовместные.
Еще как совместные. Заказанный Сечиным донос Белковского "Государство и олигархия" был опубликован весной 2003 года за месяц до первых арестов в "Юкосе". Искушенный автор не мог не понимать, что, псевдодержавным ядом напитав свои отравленные строки, он своим золотым пером подталкивал, вдохновлял и поощрял Путина отправить в ад Ходорковского и не только Ходорковского, но и Лебедева, Пичугина, Бахмину, Алексаняна.... Не все из них вернулись оттуда благополучно. Никто не возвращается оттуда благополучно, очень правильно оценив наказание, которое было ему...
Сюрреалистический обед в Lutter & Wegner, на который начитанный Белковский сам напросился, чтобы побеседовать о жизни и смерти, – классическое проявление комплекса Раскольникова – навязчивого стремления преступника вернуться к обстоятельствам своего преступления. Знающий наизусть "Преступление и наказание" наш Орфей по особым поручениям наверняка уже догадывается, что это была лишь первая ступенька той лестницы, по которой он спускается в ад. Ему как Свидригайлову ещё предстоит, и не раз, беседа о жизни и смерти с другой своей жертвой – умирающим Алексаняном, прикованным по его доносу цепью к казенной кровати...
Оставим их наедине и попробуем разобраться с "грехами" Михаила Ходорковского. Но об этом в следующий раз.