В обществе "Мемориал" 10 февраля прошел круглый стол, посвященный социальному и правовому положению жертв политических репрессий в современной Венгрии. Несмотря на то, что история освобождения от диктатур в России и Венгрии была разной, проблемы, связанные с определением отношения к прошлому, очень похожи. Засекречивание части материалов из архивов служб госбезопасности, большое количество бывших тайных агентов и официальных сотрудников органов госбезопасности во власти, отсутствие однозначной позиции государства в отношении совершенных преступлений.
О том, как эти вопросы решаются в Венгрии и какой поворот наметился в отношении рассекречивания имен, рассказали историки, изучавшие комплекс вопросов, связанных с нацистскими и коммунистическими репрессиями.
В Венгрии коммунистическая диктатура длилась 41 год. Ей предшествовал почти год правления "венгерского Гитлера" Ференца Салаши, во время которого власти уничтожили сотни тысяч венгерских евреев и цыган. Депортировать евреев и цыган из страны начали еще раньше — с вводом в страну войск СС в последний год диктатуры регента Миклоша Хорти.
За время коммунистической диктатуры 450 тысяч венгров стали политзаключенными. Около 1,5 миллиона человек подверглись слежке. Во время восстания 1956 года в Венгрии погибли около 2600 человек, казнены около 360 человек, 40 тысяч оказались в лагерях, еще 12 тысяч были интернированы. Как рассказал историк, автор книги “Будапештская операция”, исследователь работы венгерских спецслужб в 1949-1989 годах Криштиан Унгвари, примерно 90% жертв коммунистической диктатуры приходится на период правления Матьяша Ракоши, которого называли "лучшим учеником Сталина в Венгрии".
Как отмечает историк, руководитель Архивного института Венгерского культурного центра в Москве Аттила Шереш, за время правления Ракоши было вынесено 380 тысяч судебных приговоров, значительный процент из которых — по политическим делам. Еще 850 тысяч человек подвергались административным притеснениям. "И это в стране, где не было тогда и 10 миллионов", — подчеркивает Шереш.
Эволюция вместо революции
Со времен демонтажа диктатуры прошло больше двадцати лет, но многие вопросы, связанные с преодолением тоталитарного наследия, так и не были решены. Специфическая история отхода Венгрии от коммунистической диктатуры объясняет , почему власти так долго не спешили решать вопрос о наказании и люстрациях в отношении тех, кто так или иначе был причастен к репрессиям. Несмотря на то, что вопросы, вставшие перед Венгрией, не обошли стороной ни одну из стран бывшего советского блока, ситуация в этой стране существенно отличается от других.
“У нас фактически произошла эволюция государства. Сначала правящая Венгерская социалистическая рабочая партия реформировалась в многопартийную организацию, затем были переговоры за круглым столом, но в отличие от Польши, где такой круглый стол привел к новой форме государственного устройства, в Венгрии это привело к своеобразной легитимации прошлого”, — рассказывает Унгвари. Показательно, что одним из авторов новой конституции 1990 года стал бывший член Венгерской социалистической рабочей партии.
В 1989 году выделившаяся из Венгерской социалистической рабочей партии Венгерская социалистическая партия приняла Программное заявление, в котором в качестве цели провозгласила построение демократического социализма с социально ориентированным рыночным хозяйством, многопартийной системой, равноправием различных форм собственности.
В мае 1990 года в Венгрии состоялись первые свободные выборы в парламент, в результате которых власть перешла к правоконсервативному блоку во главе с партией “Венгерский демократический форум”. Сменилось не только правительство, но и сама политическая система, но произошло это не в результате революции. Этот аспект становится ключевым для понимания проблем, которые Венгрии так и не удалось разрешить за эти годы.
"После 1989 года произошел эволюционный переход, а не революция. То есть бывшие представители политбюро остались на высоких постах. Во всех правительствах были министры, которые находятся в картотеке госбезопасности как ее неофициальные сотрудники. В отношении одного такого человека есть решения суда, что он не входил в число тайных агентов госбезопасности. Тот факт, что у него была кличка-псевдоним и он писал сообщения в органы госбезопасности, по мнению суда, не доказывает, что этот человек являлся неофициальным сотрудником госбезопасности", — говорит Унгвари.
Как рассказывает Унгвари, когда первому премьер-министру ставшей парламентской республикой Венгрии Миклошу Немету передали досье из материалов органов госбезопасности, выяснилось, что в правящей фракции оказалось довольно много бывших неофициальных сотрудников органов госбезопасности. "Нельзя было сразу открыть все документы, нельзя было очистить систему разом, потому что она рухнула бы. К называнию доносчиков по именам относились с очень большой осторожностью", — говорит историк.
Интерес элит
Среди представителей нынешней политической "элиты" страны звучат слова о том, что наказания за преступления, совершенные в рамках коммунистической диктатуры, невозможны, потому что революции в стране не было. "Чего вы хотите? Вы хотите организовать революцию?" — такой вопрос они задают, как рассказывает Унгвари.
Ситуацию осложняет и то, что, как замечает историк, в стране нет ни одной политической партии, чье отношение к вопросам прошлого оставалось бы неизменным в течение последних 10 лет. Руководство партии социалистов декларирует, что организация продолжает политику казненного после событий 1965 года Имре Надя — выступает за независимую Венгрию на основе социально ориентированной рыночной экономики. Но и полностью откреститься от действий Яноша Кадара Венгерская социалистическая партия не может, поскольку выделилась из правившей во времена диктатуры Венгерской социалистической рабочей партии. Из уст главных лиц партии звучали слова о том, что она "представляет обе стороны истории", поэтому винить ее в преступлениях тоталитарного коммунистического режима нельзя.
"Фидес" сначала была ультралиберальной (тогда она называлась "Альянс молодых демократов"), но потом совершила резкий поворот к "консервативным ценностям". "Альянс свободных демократов" во время поворота и краха коммунистического режима был абсолютно антикоммунистическим, но затем вступил в коалицию с социалистами.
Интересы жертв
Вопрос о мере ответственности за действия, совершенные во времена коммунистической диктатуры, до сих пор остается открытым и очень болезненным для Венгрии. Причем речь идет не только о спорных случаях, когда неофициальный агент сам мог подвергаться давлению. Как отмечает Унгвари, даже процессы против военнослужащих, руководивших расстрелами после 1956 года, закончились "ничем" — приговоры вынесены не были.
Чтобы пояснить, почему так получилось, исследователь обращается к истории постсоветской политики государства и законодательства, касающегося этой области. Как рассказывает Унгвари, доступ к документам архивов госбезопасности, содержавших имена репрессированных доносивших на них агентов тайной полиции и палачей, до 2003 года был крайне ограничен.
Нередки были случаи, когда преследуемые или историки называли имена неофициальных сотрудников и те подавали на них в суд, замечает исследователь. Рассказанные Унгвари данные шокируют: ни разу не было, чтобы агент спецслужб проиграл такой процесс, потому что по определению из действующего закона из 200 тысяч неофициальных агентов органов госбезопасности, числящихся в их картотеках, назвать тайными агентами спецслужб можно только 200 человек.
Непросто добиться справедливости и в тех случаях, когда дело касается не тайного агента, а официального сотрудника органов госбезопасности. Унгвари приводит в качестве примера историю женщины, которая пережила страшные пытки во времена сталинизма. Уже после демонтажа коммунистической диктатуры она узнала своего мучителя из следственного отдела спецслужб на улице. Она опубликовала известную ей информацию об этом человеке, и он подал на нее в суд.
Соответствующее ведомство предоставило в суд документы о том, что во время сталинизма сотрудникам спецслужб было запрещено физическое воздействие на граждан. Несмотря на то, что из этих документов следовало, что бывший следователь не только совершил моральное преступление, но и напрямую нарушил закон, женщина процесс не выиграла. Историк оговаривается, что, помимо прочего, он знает лично два случая, когда этот бывший сотрудник органов госбезопасности избивал подозреваемых.
Несмотря на разразившийся скандал, уличенный женщиной сотрудник, руководивший отделом кадров в Министерстве внутренних дел, с работы уволен также не был. "Последовательность при сохранении "элит" наблюдается не только в России и Белоруссии, но и в Венгрии", — с горькой иронией замечает Унгвари. Доступ людей к архивам очень важен, в том числе потому, что, ссылаясь на документы из них, жертвы могли бы доказать незаконные действия органов госбезопасности против них. Но такой возможности у них пока нет, хотя определенные шаги в этом направлении государство сделало.
В 2003 году был принят закон об "Учреждении исторического архива органов госбезопасности Венгрии". Согласно этому закону, и следователи, и бывшие репрессированные получили право доступа к документации бывших органов госбезопасности. Однако речь шла не о полном объеме архивов спецслужб. Около 7-8% документов историческому архиву переданы не были и остались в архиве органов госбезопасности.
Кроме того, как отмечает Шереш, в тексте закона есть "очень странные и серьезные ограничения по ознакомлению с документацией".
"Если бывший репрессированный обращался в архив относительно документов, касающихся его судьбы, и в этой документации архив находил данные о личности тайного агента, если тайный агент был жив и считался общественным деятелем, архив должен был обратиться к нему и спросить о возможности выдать эти документы, и тот имел право отказать", — рассказывает историк.
Хотя бывшие репрессивные могли подать апелляцию о невыдаче архивов, это приводило только к одному — бесконечному спору сторон. Большая часть венгров считала, что закон 2003 года защищал не права репрессированных, а права бывших членов спецслужб.
Как поясняет Шереш, именно поэтому в декабре 2013 года был принят закон о "Комиссии национальной памяти", который, согласно высказываниям правящей партии "Фидес", "должен стать мотором ускорения процесса выявления документов о личности тайных агентов".
Эта комиссия имеет право вести исследования в историческом архиве органов госбезопасности и изучать даже те документы, которые остались собственно в подвалах спецслужб. Кроме того, комитет получил право передавать найденные им документы в прокуратуру. Она, в свою очередь, может начать судебный процесс против тайных агентов.
Как поясняет Унгвари, закон о наказании людей, совершивших свои преступления в рамках коммунистической диктатуры, был предложен еще десять лет назад, однако принят оказался лишь в прошлом году. Первоначальный вариант закона отклонил даже Конституционный суд Венгрии.
Как замечает Унгвари, закон 2013 года — это попытка поставить точку в конце процесса по выявлению причастных к репрессиям. Удастся ли она, пока судить невозможно. "Нерешенность вопроса является орудием отдельных политических группировок в борьбе за власть", — замечает Шереш. Унгвари уверен, что и для "Фидес" новый закон — результат прагматического политического расчета в рамках борьбы с конкурентами из противостоящего им блока.
Историки отмечают, что по принятому закону консенсуса нет — оппозиционные партии за него не голосовали.
За наказание бывших агентов высказываются и не все репрессированные. "Четыре чистки с 1918 года оказались таким гигантским кровопусканием для венгерского общества, что сейчас позволить себе нечто подобное просто невозможно", — цитирует Унгвари одного из пострадавших от действий тоталитарных властей. Этот человек уверен, что венгерское общество просто не выдержит пятой "чистки" в течение одного столетия.
Свобода от ответственности
Хотя сейчас формально появилась возможность уголовного преследования лиц, причастных к репрессиям в эпоху коммунистической диктатуры, на практике ни один реальный приговор пока вынесен не был. Жертвы также по-прежнему не могут сами инициировать судебный процесс против своих мучителей. Однако люди, работающие с архивом, получили право публиковать найденные при исследовании имена агентов в СМИ.
Сейчас бывшие служащие органов госбезопасности не испытывают в Венгрии никаких ограничений, несмотря на все предлагавшиеся проекты люстраций. Многие кадровые офицеры госбезопасности сейчас по-прежнему находятся на службе.
На неофициальных сотрудников спецслужб наложено одно ограничение — они не могут занимать ответственные посты в СМИ, поскольку они влияют на общественное мнение. Сам факт сотрудничества с органами госбезопасности по действующему законодательству Венгрии не является составом преступления. Закон 2013 года предусматривает наказание только для лиц, которые находятся на высоких политических постах. Чиновникам среднего и нижнего уровня по нему ничего не грозит. "Этот вопрос ни в коем случае не рассматривается", — подчеркивает Унгвари.
Жертва и преступник
Унгвари замечает, что жертвами коммунистической диктатуры становились очень разные люди. Среди них многие — только жертвы, не делавшие ничего, что могло бы причинить вред другим людям. Другие — и жертвы, и преступники в одном лице.
Именно такими людьми были многие бывшие партийные руководители времен Ракоши, впоследствии приговоренные к казни на основе сфабрикованных дел. В этом ситуация в коммунистической Венгрии, безусловно, была похожа на ситуацию в СССР, подчеркивает историк. Некоторые люди, уничтоженные диктатурой, были военными преступниками, но казнены были не за это, а за антикоммунистические настроения, замечает Унгвари.
Историк иллюстрирует свои мысли о неоднозначности некоторых, кажущихся само собой разумеющимися, вещей примером из международной политики. Национальный пантеон Венгрии на центральном кладбище Будапешта регулярно посещают лидеры других стран. Они возлагают венки в память о похороненных на нем жертвах тоталитарных режимов, но знают ли они что-либо о погребенных там людях, задается вопросом историк.
"Они погибли смертью мучеников за отечество", "Если ты исполнен венгерского духа, ты можешь перешагнуть этот порог", — такие надписи встречают посетителей у входа на кладбище. Между тем ученый уверен, что о похороненных там очень мало знают даже сами венгры. Так, в СМИ проскользнули сообщения, что Салаш похоронен на одном из участков, воспринимаемых как братские могилы жертв коммунистического режима. И хотя, как говорит Унгвари, эта информация не была ни доказана, ни опровергнута, по данным историков, около 35% покоящихся на кладбище были не жертвами, а преступниками.
При этом, как рассказывает ученый, тела коммунистов — жертв показательных процессов были по идеологическому принципу изъяты из одного из захоронений репрессированных и перезахоронены. Это Унгвари считает огромной ошибкой постсоветских властей, которая только усилила и без того большую напряженность между разными слоями общества.
Восстановление прав репрессированных
По законодательству, действовавшему с 1991 по 1997 год, все жертвы тоталитарных диктатур в Венгрии получили компенсации. Их объем не зависел от причин преследования и определялся только понесенным ущербом и сроком заключения. Помимо компенсаций, выданных специальными ваучерами, пострадавшим, пережившим длительное заключение, были выделены квартиры или назначены пенсии.
Пересмотрены были и законы, по которым люди оказались осуждены во времена коммунистической диктатуры. Унгвари замечает, что они отменялись не автоматически — каждый случай рассматривался отдельно. Отменены были и все политические приговоры, кроме тех, которые были вынесены за шпионаж. Так, не был реабилитирован фигурант одного из очень известных дел того времени — обвиненный в шпионаже полковник ГРУ Олег Пенковский.
Ученый подчеркивает, что здесь так и осталась нерешенной серьезная проблема: часто шпионаж был связан с идеологическими мотивами. Тем не менее государство предпочло не учитывать эти обстоятельства.
Жертвы по разные стороны баррикад
Еще один немаловажный фактор социально-политических процессов вокруг исторического наследия в том, что в Венгрии есть как жертвы нацистского режима Салаши, так и жертвы коммунистического режима. Когда в 2002 году правящая партия предложила ввести день жертв коммунизма, европейское сообщество указало на необходимость сначала ввести день жертв холокоста. Значительная часть общества тогда настаивала, что день холокоста можно вводить, только если появится и день жертв коммунизма. Одним из аргументов в этом споре было то, что преступники из коммунистической власти так и не были наказаны. Сейчас в стране существуют оба дня памяти.
"В Венгрии анализ того, почему люди стали жертвами, — очень сложный процесс. Объединения жертв не ладят друг с другом, разные жертвы не хотят сотрудничать между собой. Можно сказать, что они находятся в неком состоянии конкуренции. Ведь среди них есть коммунисты и антикоммунисты, фашисты и антифашисты. Жертвы национал-социализма не хотят сотрудничать с жертвами коммунистической диктатуры", — говорит Унгвари, проводя параллели с ситуацией в современной Германии.
Еще одна линия раскола проходит через конкретную дату — 1956 год. Большинство репрессированных до этого года были достаточно обеспеченными консервативными христианами, рассказывает Унгвари. Многие из подвергшихся репрессиям после были скорее бедными людьми, находившимися в очень тяжелом социальном положении, да и по взглядам они сильно отличались от тех, кто был основными жертвами до восстания.
В том числе и в силу этих факторов было важно, чтобы в стране появились даты памяти жертв и нацистской, и коммунистической диктатур.
Унгвари уверен, что единственный правильный подход для решения сложного комплекса вопросов, связанных с жертвами тоталитарных режимов в Венгрии — не противопоставлять одних жертв тоталитаризма другим. Отношение к ним не должно зависеть от того, сражались ли они за независимость Венгрии, подверглись ли преследованиям за свои убеждения или были репрессированы за "неправильное" происхождение, вероисповедание или национальность.
"Нужно подчеркивать их равный статус во всех документах, на занятиях истории, в политических выступлениях. Это вопрос человеческого достоинства. Все они были представителями Венгрии, вне зависимости от того, из-за чего подверглись преследованиям", — говорит исследователь.
Унгвари отмечает, что очень важно рассказывать современным жителям Венгрии о периоде диктатур. Он уверен, что здесь необходимо говорить о конкретных судьбах. Историк говорит, что в "Доме террора" в Будапеште есть фотографии почти всех людей, которые были казнены за время существования коммунистического режима в Венгрии, и перед ними можно зажечь свечи. Другой пример сохранения исторической памяти — страница в Facebook об истории домов, связанных с судьбами людей, преследовавшихся режимом Салаши. Как отмечает Унгвари, она очень популярна, и это доказывает, что люди действительно хотят знать, что произошло с их страной. Историк уверен, что что-то похожее можно организовать и в память о жертвах коммунистической диктатуры.
Сам Унгвари составил книгу — путеводитель о тех местах, где в Будапеште органы госбезопасности проводили допросы — "Будапешт в тени диктатуры". Хотя там не всегда речь идет о конкретных людях, есть в ней и личные истории жертв тоталитаризма. Рассказывается в ней и о доме, где допрашивали бывшего министра внутренних дел Ласло Райха, ложно обвиненного в шпионаже и позднее казненного. Во время съемок одного из фильмов о той эпохе Унгвари провел съемочную группу по подвалам этого дома.
"Я думаю, что таким образом можно добиться гораздо большего, чем просто публикуя списки имен. Информация о том, что из этой квартиры кого-то забрали, значима для людей, которые живут сегодня в этой квартире, в этом доме", — говорит исследователь. Он отмечает, что над списком имен репрессированных также идет работа, но пока он составлен только в отношении осужденных после 1956 года, потому что объем работы огромен. Цифры реабилитированных тоже воедино пока не сведены, замечает историк.
