В правозащитном центре "Мемориал" 30 октября прошла пресс-конференция "Политзаключенные в России сегодня". День политзека появился в СССР 40 лет назад. Сегодня это слово снова звучит почти привычно. "Уже с середины 2000-х годов понятие "политический заключенный" окончательно перестало быть в постсоветской России чисто историческим", — отмечают правозащитники. Эксперты "Мемориала" констатируют — последние десять лет государство последовательно создавало базу для политических репрессий и ограничивало каналы обратной связи между обществом и властью.
Суды поставлены под контроль исполнительной власти, "зачищены" неугодные СМИ, ужесточено уголовное законодательство, а сфера его действия расширена. Год от года число политзеков растет. На данный момент в списке "Мемориала" 47 человек. Но этот перечень, по словам авторов, нельзя назвать исчерпывающим — реальное число политических узников существенно больше. Правозащитники отмечают — у них есть достоверная информация не по всем делам, которые могут иметь политическую подоплеку, не все случаи они успели изучить — впереди целая очередь. В список правозащитного центра внесены только те люди, выводы о делах которых в "Мемориале" считают практически бесспорными.
Сегодняшнее положение вещей имеет определенные аналогии в истории страны. Председатель совета "Мемориала" Александр Черкасов напоминает — в послесталинские времена тема политзаключенных стала обсуждаться в обществе относительно широко после дела Андрея Синявского и Юлия Даниэля. "Их судили и должны были куда-то отправить отбывать наказание. Но куда? Ведь же известно, что Хрущев освободил всех политических заключенных. Даниэля и Синявского этапируют в Мордовию.
И оказывается, что есть целая лагерная страна, есть десятки лагерей, в которых сидят тысячи человек просто за сказанное слово",
— рассказывает он. После этого появилась информация из лагерей, пошла волна помощи политзаключенным. Масса людей вдруг осознали: репрессии никуда не ушли.
Сегодняшняя ситуация во многом схожа. "Люди думают: политзаключенные где-то там, в прошлом. Сейчас нет статей 70 или 193, по которым сажают за слово, или статьи 72, "антисоветская организация" по которой сажают за создание независимых ассоциаций. Нет специальных лагерей доя особо опасных государственных преступников, что было эвфемизмом слова "политзаключенный". Но уголовная репрессия вновь используется государством в политических целях", — проводит параллели Черкасов. Он подчеркивает роль списков политзаключенных, которые вели в советские годы, и которые создают сейчас.
Их задача не только информационная. В советское время Фонд Сахарова при распределении помощи политзаключенным и их семьям опирался на список, составлявшийся автором идеи Дня политзаключенного Кронидом Любарским. Под конец 70-х — начало 80-х правозащитники оказывали помощь десяткам человек, в конце 80-х последний список политзеков включал около 800 людей. Фонд выделял освобождавшимся узникам совести подъемные, помогал устроиться на работы.
"Информация — здесь только одно из направлений работы. Главная задача — помощь, солидарность с людьми, которых изолировали от общества",
— подчеркивает Черкасов. Член совета "Мемориала" Сергей Давидис отмечает: узникам можно писать, осуществлять передачи, организовывать акции поддержки.
Черкасов отмечает, что составителям списков политзеков советского времени в чем-то было легче: тогда узники совести сидели в основном по "политическим" статьям. Сейчас таких формально нет, хотя существует ряд позиций уголовного кодекса, создающих возможности для расширенного толкования и преследования инакомыслящих, например, "Возбуждение ненависти либо вражды" (ст.282), "Призывы к сепаратизму" (ст.280.1). Тем не менее сейчас неугодным вменяют самые разные преступления по гораздо большему спектру статей — от пресловутых публичных призывов к экстремизму до убийства, как в случае Даниила Константинова.
"Нужно очень внимательно изучать каждый случай, чтобы убедиться, что мы имеем дело не просто с тем, что следователь фальсифицирует дело, потому что ему надо поставить галочку в графу отчетности, а с фабрикацией дела по политическим мотивам власти", — объясняет Черкасов. Сложно бывает и найти нужную информацию. "Получение материалов по конкретным делам и их анализ — дело непростое. Государство, естественно, не хочет делиться такими материалами в подавляющем большинстве случаев. Зачастую защита тоже, не желая политизации дела", — отмечает Давидис.
Он подчеркивает, что у "Мемориала" нет информации даже о некоторых громких делах, например, о следствии против крымчан Олега Сенцова, Александра Кольченко и других, поскольку оно закрыто ФСБ.
"По всему похоже, что они являются политзаключенными, но только на основании наших впечатлений мы не можем принять решение и вынуждены ждать и искать материалы", — замечает Давидис.
Однако, несмотря на все трудности, список постоянно ведется. Год назад он включал 70 человек. В перечне этого года 46 имен. Но дело не в том, что репрессии снизили обороты. Большую роль сыграла проведенная перед Олимпиадой в Сочи амнистия — по ней на свободу вышли 35 человек, включая узников по делу Arctiс Sunrise, двое были помилованы. В связи с отбытием срока были освобождены "узник Болотной" Ярослав Белоусов и ряд других людей, Михаила Косенко перевели на амбулаторный режим лечения, и он смог покинуть психиатрическую клинику. "Даже в тех случаях, когда судьбу человека, который был в этом списке год назад, а сейчас его там нет, можно воспринимать как победу гражданского общества, освобождение происходило по нереабилитирующим основаниям", — с сожалением констатирует Давидис.
Новых фамилий в списке 24. Вошли в него эколог Евгений Витишко, отбывающий срок по делу о якобы имевшей место порче забора "дачи" губернатора Александра Ткачева, последний узник "болотного дела" Дмитрий Ишевский, политик Алексей Навальный, переведенный под домашний арест по делу "Ив Роше", находящийся под домашним арестом по делу о Яндекс-кошельках, на которые собирались средства для избирательной компании Навального, Константин Янкаускас.
"Ни жертвователи, ни Навальный не считают себя потерпевшими, сотни человек обходят для того, чтобы получить хоть от кого-то заявление, что он считает себя обманутым. Это не удается, но тем не менее человек пятый месяц находится под домашним арестом",
— замечает Давидис. Среди фигурантов перечня последний "узник Манежной" националист Павел Важенин, задержанный спустя два года после событий 2010 года и преследуемый по избирательному принципу, поскольку в столкновениях на Манежной площади участвовали несколько тысяч человек, а осуждены только несколько политически активных.
Вошла в список и обвиненная в призывах к экстремизму и сепаратизму организатор "Марша за федерализацию Кубани" Дарья Полюдова. "К насилию Полюдова не призывала, а то, что трактуется нашим государством как экстремистская деятельность — это настолько неохватное явление, что можно любого привлечь", — отмечает Давидис. Другой фигурант списка — ростовский журналист Сергей Резник. Правозащитники подчеркивают: ему напрямую вменяют нелицеприятные высказывания в адрес прокурора и судьи арбитражного суда, также против него сфабриковано дело о взятке за талон техосмотра. Еще один попавший в перечень журналист — Дмитрий Шипилов, изначально приговоренный к исправительным работам, которые позже были заменены на реальный срок. Вынесенный ему приговор "Мемориал" связывает с критикой кемеровских властей.
"Сейчас он этапирован в Кемеровскую область, и
есть все основания предполагать, что не ради того, чтобы отсидеть три месяца, которые ему осталось отбыть. Судя по всему, там будут новые дела, тоже связанные с высказываниями в адрес официальных лиц Кемеровской области",
— комментирует дело Давидис.
Внесены в список три калининградских активиста, поднявшие над зданием местного ФСБ немецкий флаг. "Это случай применения "резиновой" 212 статьи, когда экспертиза сочиняет гражданам мотивы, и на основании политической, идеологической, религиозной ненависти якобы имевшее место нарушение общественного порядка признается криминальным. Но вывешивание флага на несколько минут очевидно не является столь опасным деянием и вообще уголовным преступлением", — замечает Давидис. Вошла в список украинская летчица Надежда Савченко, которая была взята в плен Луганскими сепаратистами.
Включена в перечень дагестанская правозащитница Зарема Багавутдинова, преследование против которой эксперты "Мемориала" связывают с ее профессиональной деятельностью и религиозными взглядами. Вошли в него и люди, осужденные по челябинскому и уфимскому делам организации"Хизб-ут-Тахрир-аль-Ислами", признанной экстремистской в России. "В этих делах первично исповедание этими людьми ислама неким специальным образом, что принципиально — мирным.
Нам, очевидно, не близки их взгляды и желание построения всемирного халифата, но желание его построения мирным путем не может быть подвергнуто сомнению",
— замечает Давидис. Он подчеркивает, что в большинстве случаев им не вменяют никаких насильственных действий, а несколько эпизодов, где речь идет о хранении оружия, явно сфальсифицированы.
Вошел в список бывший узник тюрьмы в Гуантанамо Расул Кудаев, который был отпущен оттуда без предъявления каких-либо обвинений. "Очевидно, что такой человек оказался очень удобным объектом преследования, вернувшись в Россию", — замечает Давидис.
Кудаев обвиняется в причастности к нападению на город Нальчик в 2005 году, но у него есть железное алиби — по состоянию здоровья он не мог участвовать в нем, поскольку фактически является инвалидом.
Все, кто давал на него показания в суде, заявили, что их принудили к оговору пытками, причем пытки зафиксированы. Внесен в список и правозащитник Руслан Кутаев, попавший в колонию после проведения несогласованной с властями Чечни конференции "Депортация чеченского народа. Что это было, и можно ли это забыть?" Сначала против него развернули агрессивную общественную кампанию, а позже, как убеждены правозащитники, ему подбросили наркотики, по обвинению в хранении которых он и был осужден.
Директор Института прав человека Валентин Гефтер напоминает, что ситуацию с признанием тех или иных лиц усложняют многие факторы. Существуют разные группы лиц, преследуемых по политическим статьям, и правозащитникам важно определить отношение к каждой. "Узники совести" (термин Amnesty International — прим. Каспаров.Ru) преследуются только на основании их политических взглядов или принадлежности к той или иной социальной группе, они не совершали никаких противозаконных действий.
Но не все политзаключенные входят в эту группу. Политзеками могут быть признаны и те, кто совершил некое правонарушение, однако преследование за него несоразмерно содеянному, ведется с явными нарушениями или было осуществлено по заведомо исключительным основаниям по сравнению с другими лицами, причастными к аналогичным действиям. При этом мотивы для чрезмерно жесткого преследования у властей политические. В отношении первых правозащитники требуют немедленного освобождения и снятия всех обвинений, в отношении вторых — справедливого судебного разбирательства.
При этом, как поясняет Давидис, даже в случае соответствия всем остальным критериям, "Мемориал" не признает политзаключенными людей, прибегавших к насилию против личности в ситуации, отличной от необходимой обороны и крайней необходимости, а также призывавших к насилию по этническому, религиозному и иным признакам. При этом при признании человека политзеком эксперты не учитывают характер его политических взглядов — они могут их не только не разделять, но и осуждать, но дело не в них — а в мотивах властей.
Правозащитники замечают, что встречаются и сложные ситуации, вызывающие споры. Таков, например, случай отбывающего второй срок за свои статьи публициста Бориса Стомахина. После приговора "Мемориал" опубликовал заявление о репрессиях в отношении публициста. В нем сказано, что дело Стомахина отмечено многочисленными нарушениями, и оно само, как и вынесенный ему приговор, "в значительной степени обусловлены политическими мотивами". Тем не менее признать его политзеком "Мемориал" не может. Черкасов полагает, что это решение ясно следует из критериев, сформулированных правозащитниками: по его мнению, Стомахин призывал к осуществлению насильственных действий в отношении русских. Иначе считает Гефтер. Он полагает, что преследовать человека только за слова, не связанные с непосредственным осуществлением насилия, недопустимо, какие бы призывы в этих высказываниях ни присутствовали.
Давидис отмечает, что, несмотря на наличие некой противозаконной составляющей в статьях публициста, он не должен был быть наказан за них лишением свободы.
"Если кто-то напишет на заборе: "Инопланетяне, прилетите убейте всех русских" или "всех чеченцев", — это нехорошо, но тем не менее прямого призыва тут нет, поскольку инопланетян не бывает. Призывы Стомахина, может быть, не столь безобидны, но близки к этому, потому что аудитории у них не существует",
— поясняет Давидис.
Он замечает, что, возможно, в критериях признания политзаключенными следовало бы оговорить, что политзеком не может быть признан не просто тот, кто призывал к насилию, а тот, чьи призывы к насилию несли общественную опасность. Однако менять критерии под каждый случай невозможно, поскольку они являются результатом долгой международной работы и должны иметь достаточно универсальный характер. Тем не менее Давидис считает нужным ставить этот вопрос в правозащитном сообществе.
Совершенно иную позицию занимает член совета "Мемориала" Олег Орлов. По его мнению, высказывания Стомахина недопустимы и уголовно наказуемы в условиях, когда на Северном Кавказе некоторые группы действительно убивают русских, в том числе по этническому признаку.
Есть и люди, которые сами не хотят входить в списки политзаключенных. Так, просил не причислять его к этой группе Максим Лузянин, и правозащитники его просьбу удовлетворили, руководствуясь, в том числе, принципом "не навреди" — его защита не хотела педалировать политическую составляющую дела, по всей видимости, из-за сделки со следствием. С другой стороны, 13 октября группа политзаключенных-национал-большевиков отказалась получать помощь дружественного "Мемориалу" "Союза солидарности с политзаключенными" по идеологическим мотивам — из-за включения в перечень политзеков Савченко. Комментируя эту ситуацию, Давидис отметил, что из списка они их исключать не просили, кроме того, у правозащитников нет уверенности, что это мнение самих узников, а не руководства партии "Другая Россия". Если же такая просьба поступит, исключены они все же не будут.
Напомним, День политзаключенных в СССР появился 30 октября 1974 года, когда во всех политических лагерях и владимирской тюрьме, где сидели политические заключенные, прошли однодневные акции протеста, а в Москве Андрей Сахаров и Сергей Ковалев провели пресс-конференцию, на которой представили сведения о политзаключенных того времени — 33-й выпуск "Хроники текущих событий". Это был последний выпуск, который Ковалев редактировал до собственного ареста. Идея отмечать День политзаключенного принадлежала диссиденту Крониду Любарскому и другим узникам мордовских и пермских лагерей.
