Множество конфликтов между людьми (да и государствами) объясняются различными определениями, обозначениями, трактовками одних и тех же явлений. Traduttore – traditore, т.е. "Переводчик – предатель", гласила средневековая итальянская поговорка. "Lost in translation" – "Потерянное при переводе" ("Трудности перевода"), так назывался сравнительно недавний фильм Софьи Копполы. Как видим, проблема эта не теряет актуальности вот уж который век. Педанты укажут на первый исторический прецедент "трудностей перевода" – библейское предание о разрушении Вавилонской башни, произошедшем из-за смешения языков, иначе говоря – из-за возникших языковых барьеров, божественной кары всеобщего отчуждения и непонимания.
Нарастающее отчуждение и непонимание между Россией и другими странами постсоветского пространства пока еще не носит языкового характера, подобно пророческой ''opechatke" Госсекретаря США Хиллари Клинтон, вручившей главе МИД РФ Сергею Лаврову в марте 2009 года игрушечную кнопку с надписью “Peregruzka” вместо имевшейся в виду “Perezagruzka”. Вот и Никол Пашинян общается с Владимиром Путиным на вполне понятном русском языке, с легкими, но вполне простительными грамматическими погрешностями. И все же, как лингвист по первому образованию, рискну утверждать, что языков на самом деле “не существует”, ибо то, что мы произносим, читаем, думаем и пишем, является отражением не языка, как предмета и содержания толковых и орфографических словарей, а языкового мышления – сложного продукта этнопсихологических, политических, социальных процессов. И вот в этом-то высшем семантическом поле люди, народы, да и главы наших государств говорят уже на разных языках, хотя пока и без переводчиков.
Каюсь за пространное отступление, но ведь и судя по комментариям наших читателей, порой излишне безапелляционным и нетерпимым, проблемы эти суть универсальны. Веду же я к тому, что нынешний российско-армянский политический кризис, тлеющий как подземный торфяной пожар, основан на совершенно различном толковании сути и названия происходящих событий. И если я осмеливаюсь отнимать время у читателей, то лишь потому, что убежден – это нарастающее непонимание и разночтение вовсе не исключительная особенность нынешних отношений Москвы и Еревана, а наоборот – проявление универсальной закономерности, которая рано или поздно станет главной проблемой и внутри России, и внутри русского языка как мышления.
Остановлюсь лишь на одной частности – официальной трактовке коррупции как явления, с которым борется новое правительство Армении при еле скрываемом “недовольстве” российских властей, видящих в этом поползновения отдалиться от вековой традиции “азиатской '' модели мироустройства, где личность является ничтожным винтиком государственного механизма в сторону “европейской” модели, в которой государство призвано защищать свободы и права личности. Латинское определение коррупции как экономического и политического “гниения” государства и общества, происходящего от злоупотребления властью, уже давно и безнадежно устарело и даже близко не описывает существующего положения вещей в наших странах уже лишь потому, что юридическая основа западной цивилизации – Римское право – принципиально неприложимо к ценностной и идеологической структуре “азиатского” миропорядка, в которым мы все родились, жили и еще надеемся в нем не умереть. Коррупция в западном понимании является нетерпимой, опасной, вредоносной, но лишь ЧАСТЬЮ общественно-государственной системы, ее дурной болезнью, порчей, ржавчиной, которую можно и должно изгонять, искоренять, излечивать. Коррупция в демократии может быть более или менее распространенной, в зависимости от истории и географии, менталитета и судьбы – различная в Италии и США, в Греции и Германии.
В тоталитарных обществах азиатского типа все иначе. Коррупция там настолько другая, что даже называть ее тем же словом – это огромная и фатальная ошибка. Ошибка, ведущая к подмене понятий, а значит и к невозможности выявления истины. Коррупция при тирании нередко оказывается заменой демократии, ее квази-подобием. Тоталитаризм азиатского образца позволяет и втайне поощряет коррупцию как единственное средство выживания для населения. Кажется, никто не сказал об этом лучше Петра Вяземского: ''В России свирепость законов смягчается их неисполнением”. В таких условиях “борьба с коррупцией” заканчивается принятием людоедского ''закона о колосках” от 1932 года или не менее феерического “закона о сборе валежника" от Госдумы образца 2018 года. На самом деле совершенно правы современные российские депутаты Мизулина, Марков и Яровая, откровенно и искренне заявляющие, что борьба с коррупцией есть покушение на суверенитет России. В этом внешне абсурдном утверждении содержится глубочайшая истина, главная государственная тайна Российского государства – с царских времен по наших дней. В России и ее сателлитах коррупции нет. Вернее, там нет коррупции в западном понимании этого слова, как отдельного явления, групповых интересов части общества, противопоставленной государству, как целому. В России и на большей части ее бывших владений коррупция является главным государствообразующим принципом, основным методом существования, сохранения и передачи власти. То есть слово "коррупция" абсолютно теряет свой исконный смысл и должно быть заменено на другое, нелатинское, а греческое понятие – клептократия. Власть воров. Воровская власть. В условиях воровской власти коррупции, практически, нет, ибо все, что есть – суть коррупция. Вернее, там нет ничего, кроме коррупции. Вот почему подлинная борьба с коррупцией немедленно превращается в борьбу за власть в государстве, в борьбу за само существование государства. Это именно то, что делал Микаэл Саакашвили в Грузии пятнадцать лет назад и что он пытался недавно повторить в Украине. Он боролся не с коррупцией, а с клептократией. И в Грузии он ее почти победил. И за это он был атакован Россией ровно десять лет назад, став с тех пор главным личным врагом Путина. Экзистенциальным врагом, о котором Путин проговаривается всяких раз, когда нервничает.
И это то, что сейчас пытается сделать в Армении Никол Пашинян. Арест второго президента Роберта Кочаряна лишь формально связан с его преступным тайным приказом 0038 от 23 февраля 2008 года – бросить армию на народ, растоптав конституцию. Если задать следующий вопрос – а зачем ему нужно было это делать, уже сдавая президентские полномочия после второго срока, то ответ прост: он защищал отнюдь не собственную власть, а само существование клептократического строя, который он создал за 10 лет своего правления. Потому что лишь при этом строе он мог продолжать владеть награбленными миллиардами, лишь при этом строе его главный политический покровитель Путин мог распоряжаться Арменией как своей губернией – первый безусловный успех заветной путинской доктрины "восстановления СССР-2.0". Суд над Кочаряном неизбежно приведет к распутыванию всего кровавого клубка его 10-летней тирании – от государственного переворота и убийства армянской политической элиты 27 октября 1999 года, до беспрецедентного разворовывания всех ресурсов страны под эгидой российских госкорпораций. Ведь ни технологией, ни наукой, ни искусством, ни культурой, ни идеологией не способна сейчас Россия покорить, соблазнить, увлечь, привлечь к себе страны и народы. А только силой оружия, переворотами и главной ценой колонизации – разрешением местным феодалам (даже не компрадорской буржуазии!) безнаказанно и бесконтрольно наместничать от имени метрополии. Вот как и для чего Кремль создавал, распространял и подпитывал своих клонов и клоунов в бывших провинциях, путем единственно понятной и приемлемой для себя модели: клептократии.
Нервная реакция Москвы на аресты в Ереване понятна. "Это не Грузия, это не Украина, это Армения", – говорил Пашинян в конце апреля. "Это не Майдан, это не Саакашвили, это свой", – переводили Путину в Кремле. Что ж, если Саакашвили начал бороться с внутренней клептократией, одновременно меняя вектор внешней политики, если Евромайдан начал со смены внешнеполитических вех, оставив на потом коррупцию и олигархов, то Пашинян выбрал третий путь: он не говорит о курсе Армении на Европу, он просто уничтожает в Армении Азию. И именно это оказывается неприемлемым и неудобоваримым для Кремля. Кто-то скажет или уже сказал Путину, как Герцог Лианкур Людовику XVI 14 июля 1789 года: "Это не мятеж, Сир, это революция".
Борьба с коррупцией в этой части света может быть только борьбой с клептократией. Все прочее – борьба с ветряными мельницами.
