В первых числах января, пытаясь просчитать возможные пути развития событий в России в 2019 году, для описания положения, в котором она оказалась к концу 2018 года, я использовал образное сравнение страны с подводной лодкой, провалившейся в океанскую впадину. Достигнув дна, лодка лежит на грунте, имея перед собой два варианта ближайшего будущего: или продуть цистерны и попытаться начать медленное всплытие — или, ничего не продувая, продолжать оставаться в неподвижном состоянии, ожидая, пока давление воды не расплющит её титановый корпус в лепёшку. Там же я обозначил три варианта того, каким образом может сложиться её дальнейшая судьба. Варианты эти были названы — очень плохой, не очень плохой и довольно неплохой. Первый подразумевал, что всё будет совсем плохо, второй — примерно так же, как и было, третий — что станет хотя бы немного лучше.
Последний вариант представлялся маловероятным. Однако отбрасывать его как полностью неправдоподобный было бы неправильно. Поскольку при структурном анализе всегда следует рассматривать все возможные варианты, включая самые фантастические. Кроме того, ни один, даже представляющийся совершенно невероятным, вариант нельзя считать невозможным по определению. Поскольку при определении степени его вероятности следует делать поправку на принцип Воланда, который гласит, что хорошо не то, что человек смертен, но то, что он бывает внезапно смертен.
* * *
Прошло полгода.
Совершенно очевидно, что ситуация в России движется по второму из названных вариантов. То есть — по не очень плохому.
Репрессии по-прежнему остаются выборочными и в откровенный террор не переходят. Границы по-прежнему открыты. Конституция формально не отменена. Монархия юридически не объявлена. Намерение главаря гэбистско-воровского режима отрезать российский сегмент Интернета от Всемирной паутины — декларировано, но удастся ли его осуществить на практике, в данный момент не знает никто, включая тех, кто утверждает, что это вполне осуществимо технически. Те же, кто утверждают, что технически это может быть осуществимо только при наличии двух условий — изъятия у населения компьютеров и мобильных телефонов и отключения в стране электричества как такового, — предлагают паникёрам подождать до 1 ноября и убедиться в том, что те будут посрамлены.
Это — из нехорошего.
Из хорошего — прежде всего то, что экономика продолжает рушиться по всем направлениям и население стремительно нищает. Это не просто хорошо — это прекрасно. Поскольку ничто так не способствует утрате ориентации обывателя в окружающем пространстве и в социально-политической реальности, как заплывшие жиром мозги и набитое бифштексами и пивом брюхо. И, соответственно, ежедневный вид осунувшейся от недоедания жены и непрерывный писк скулящих от голода детей восстановлению этой ориентации очень даже способствует.
Ещё из хорошего. Полностью испарился крымнашизм. Был — и нету. Как корова языком слизала. Это свидетельствует о том, что россияне наконец перестали реагировать на национал-шовинистическую пропаганду.
Из того же ряда — стремительное сокращение фанатов колорадских ленточек, со всей очевидностью проявившееся в дни майского победобесия. Больше не работает. Равно как и сокращение на улицах количества ряженых псевдоветеранов Второй мировой. Почему? А кто ж его знает. Стыдно стало, наверное, притворяться и бренчать купленными на базаре медалями — ведь самым молодым из настоящих участников той войны уже по девяносто два года. А может, и по более весомой причине — надоело врать самим себе.
Ещё — появились первые признаки зарождения регионального сепаратизма. Это — Шиес, Екатеринбург и Сыктывкар. Это очень важный и чрезвычайно опасный для кремлёвского режима процесс. Точно как в сказке про смерть Кощея Бессмертного, главная опасность для режима исходит не извне — она исходит изнутри. До тех пор, пока кремлёвские мечтатели сочиняют безумные концепции про "глубинный народ" и "тысячелетний путинизм", видя в качестве угрозы для себя только европейские и американские санкции и обещание "свободного мира", если те совсем оборзеют, отключить Россию от системы международных банковских платежей, — они могут и дальше предаваться этому увлекательному занятию. Но как только где-нибудь в Верхнем Удинске или Нижнем Тагиле сама собой образуется группа неравнодушных к своим судьбам людей и заявит, что Урал — это не Россия, а Сибирь — тем более, и не только это заявит, но и станет претворять в жизнь... Вот тут-то авторы концепций про "глубинный путинизм" и "тысячелетний народ" первым делом примутся проверять состояние своих офшорных счетов на Подветренных островах и бронировать билеты на самолёты, вылетающие в нужном направлении. Это не значит, что они немедленно снимутся с насиженных кресел и тут же скопом улетят в один конец. Но это значит, что данное развитие становится вполне вероятным. Региональный сепаратизм в данный момент является самой страшной угрозой для гэбистов и воров. И они непременно постараются уничтожить его в самом зародыше. Если сумеют. Поскольку для уничтожения придётся не только разгонять и винтить, но и стрелять. Иначе не получится.
* * *
О чём свидетельствуют все эти события?
Они свидетельствуют о том, что в сознании жителей России наконец начали происходить изменения в правильную сторону. Меняется менталитет. Этот процесс происходит очень быстро. Так, словно у людей с глаз разом спала пелена, десятилетиями застилавшая взор и искажавшая контуры окружающего их мира.
Если попробовать передать это явление одной фразой, то можно сказать так: "Жители России начали становиться гражданами России". Это выглядит довольно пафосно, чего любому аналитику следует бояться как огня, но дело в том, что иными словами происходящее не описать.
Процесс этот находится в самом начале. Можно сказать, на стадии инкубационного развития. В данный момент его ещё мало кто видит, гораздо больше тех, кто его ощущает, но не может ещё внятно сформулировать это ощущение даже для самого себя.
Сколь длительным будет процесс и какими станут его важнейшие проявления? Об этом в данный момент тоже можно только гадать. Быть может, он займёт год. Быть может, два. Или три. Или пять. Вряд ли больше, но и вряд ли сильно меньше. Разумеется, переход количества в качество произойдёт гораздо быстрее. Но когда именно, загадывать не стану.
* * *
Для того чтобы в такой неправильно устроенной стране, как неосоветская Россия, действительно начались кардинальные перемены к лучшему во всех сферах жизни, необходимо наличие нескольких факторов. Важнейшими из них являются три:
— формирование политической элиты, ставящей своим главным смыслом заботу о благе страны, а не о собственном кармане;
— возникновение гражданского общества, ответственно относящегося к своим обязанностям, главной из которых является обязанность жить по-человечески самим и не мешать жить так же другим;
— осознание подавляющим большинством народа, что воровать нельзя — просто нельзя, и всё.
Первое невозможно без второго. Второе нереально без третьего. А третье может утвердиться только тогда, когда уже есть второе и вот-вот появится первое.
Получается замкнутый круг. Из которого нет выхода.
На самом деле выход есть. Только это не выход — это вход. Через Мёртвую Точку. Войти можно только через неё.
* * *
Чтобы стало понятно всем, включая тех, кто не знает, что такое Мёртвая Точка.
Представьте себе огромное витринное стекло. Три метра в высоту, пять — в длину. Тридцать миллиметров толщиной. Абсолютно небьющееся, как гласит рекламный проспект от его производителя. Способное выдержать попадание футбольного мяча, булыжника и головы пьяного ветерана ВДВ, если таковой вдруг вознамерится сквозь него пройти, не заметив, что оно на его пути стоит. Владелец ювелирного магазина — в полном восторге. Именно такое ему и нужно. У него элитный магазин, витрина должна выглядеть безупречно. Должна сиять золотым и бриллиантовым огнём. Но что-то его всё-таки смущает. Не может быть, чтобы всё было так хорошо, как сказано в проспекте. "Неужели оно неуязвимо?" — спрашивает он производителя стекла. "Оно действительно неуязвимо", — подтверждает продавец. Почти... Почти? Это сразу настораживает покупателя. "Что значит — почти?" — "Да видите ли, в чём дело, — разъясняет продавец. — Когда наше стекло стоит, зажатое в алюминиевую раму, на него, как вообще на все предметы в этом мире, действуют определённые энергии. Кинематика, статика, резонанс... Знаете такие слова? Не знаете? Ну и ладно. Так вот, у стекла, как и у всех иных предметов, имеется некая уязвимость к этим энергиям. Одна. Всего одна. Крошечная такая уязвимость. Мы называем её Мёртвая Точка. Она находится на пересечении нескольких силовых полей, и если в неё легонько ткнуть... ну, скажем, вязальной спицей или сапожным шилом..." — "Понятно, — севшим голосом говорит хозяин магазина. — А вы знаете, где именно она находится, эта точка? Ну, чтобы мы приняли меры, заклеили её, что ли..." — "Я — не знаю, — улыбаясь, отвечает производитель стекла. — Это узнаете вы. Как только вставите его в раму своей витрины..."
За пять лет что только не ударялось в ослепительно сияющую витрину ювелирного магазина. Были в числе этого и пивные бутылки, и людские головы. Однажды в него въехал нанюхавшийся зубного порошка мотоциклист. На стекле не оставалось никаких следов. Ни царапин, ни пятен. Оно неизменно было прозрачным и неуязвимым, и разложенные за ним на бархатных подушечках изделия из золота, платины и бриллиантов так же испускали свои манящие радужные лучи. Но однажды из-под колеса электросамоката, на котором мимо магазина проезжал ученик восьмого класса Василий Иванов, выскочил маленький камушек, похожий на неправильной формы мутную жемчужинку, и...
И хозяин ювелирного магазина узнал наконец, где находилась в его витринном стекле Мёртвая Точка.
