Спасибо Ирине Бирне за разбор моих "полетов".
По двум пунктам есть что возразить/дополнить.
1. Сначала цитата "из меня": "В России после распада СССР ничего похожего (на процесс денацификации после крушения Третьего рейха. — В.З.) не было, никакого процесса декоммунизации. Только третий, окончательный распад Российской империи, уничтожение ее имперской матрицы дадут надежду, что на обломках этого самовластья может возникнуть нечто путное, причем не от слова "Путин".
И уж во всяком случае, эта постимперская территория перестанет быть главной, глобальной угрозой всему миру и самому существованию человечества. Империей перманентного зла".
Ирина Бирна возражает: "О чем здесь? Если речь об "имперской матрице", а империя еще и "перманентная", то при чем тут какая-то "декоммунизация"? Разве добрые дяди-большевички создали эту самую матрицу? ...Или сатрапы Романовы были коммунистами? Или Рюрики? Как видим — полные теоретические сумерки".
Отвечаю. Добрые дяди-большевички не создали эту матрицу, "это было до них, в 14-м веке", но они ее, как эстафету от царизма, приняли, переосмыслили и дополнили новым содержанием (главным образом, территориями), и она засверкала новыми, не снившимися царскому режиму, гранями. Сатрапы Романовы не были коммунистами, но сатрап Сталин был тем еще имперцем — похлеще всех Романовых, вместе взятых. Так что никаких "теоретических сумерек".
Практически в каждой статье на тему главного российского проклятия — ее имперской сущности (так что тема эта стала во многом и "моей" тоже) — я не устаю повторять (последний раз — совсем недавно здесь): коммунизм был одной из крайних форм Российской империи, не чета царской. Ошибка демократов/Ельцина, да и всех нас, после победы над путчистами в 1991 году заключалась в том, что мы думали, что, сломав хребет коммунистическому монстру, решим проблему и возврат в прошлое невозможен. Но, сокрушив коммунизм — крайнюю форму российского империализма, не уничтожили имперскую матрицу — потому и стал предопределен приход условного Путина с его попыткой избыть крупнейшую геополитическую катастрофу 20-го века.
Поэтому. Поскольку коммунизм был одной из реинкарнаций Российской империи, самой крайней, самой страшной ее формой, декоммунизация стала бы процессом, тождественным "деимпериализации", разрушению имперской матрицы, во всяком случае, она явилась бы составной, а может, даже основной частью этого процесса. После него в России, может быть, и не случилось бы сходу всеобщего благоденствия, но точно, что приход никакого Путина стал бы невозможен.
2. Что касается того, что в России (Московии) никогда не было никаких демократических институтов, демократических (древнегреческих) традиций, она никогда, по выражению Ирины Бирны, не существовала в "западных координатах", поэтому ее нельзя сравнивать ни с какими другими странами, даже с Третьим рейхом. Это и так, и не так. Ситуация не плоская и не черно-белая.
С одной стороны, во всех странах западной демократии демократия и, соответственно, традиции демократии существовали не всегда. Даже в старейшей демократии мира — Англии — демократия возникла в какой-то момент, а потом на протяжении многих веков становилась, укреплялась, совершенствовалась. С откатами и перебоями. Почему надо думать, что этот путь России заказан? Тем более что теперь процессы протекают гораздо быстрее — тому, на что раньше требовались века, теперь достаточно нескольких лет или десятилетий.
С другой стороны — а в какой стране произошло самое страшное преступление против человечности в мировой истории, я имею в виду Холокост. — В Германии, в культурнейшей стране Европы, вполне себе в "западных координатах", настолько в западных, что даже когда она приняла форму Третьего рейха, все равно, утверждает Бирна, сравнивать с ним не имеющую демократических корней Россию некорректно.
Так что никакие "западные координаты" не служат гарантией от расчеловечивания при определённых обстоятельствах, и в этом отношении Третий рейх таки вполне сопоставим и со сталинским Союзом, и с путинской Россией.
И третье. Самое лучшее свидетельство того, что бытие все-таки в большей степени определяет сознание, что дело не столько в самом народе, его национальном характере, в каких-то хороших или плохих его качествах, имперской ментальности, исторических традициях — а в условиях, в которых он существует, привела сама старушка Клио, поставив после Второй мировой войны рафинированной чистоты эксперимент. Одна страна, один народ был разделен на две части: Германия — на ФРГ и ГДР, Корея — на Южную Корею и Северную, КНДР. О результатах не мне вам говорить — получилось в буквальном смысле "два мира — два Шапиро".
Далее. Есть такая страна — Япония. До 45-го года она тоже никогда не существовала "в западных координатах", не имела никаких древнегреческих корней — зато имела ту еще имперскую ментальность. Высшей доблестью самурая и вообще любого японца было умереть за императора. И, тем не менее, сегодня это страна развитой демократии с одной из самых развитых экономик мира и одним из самых высоких уровней жизни ее граждан.
Видимо, разгадка "японского чуда" в том, что после разгрома Японии во Второй мировой войне жизнь в ней кроилась по американским лекалам. Как, кстати, и в ФРГ, в отличие от ГДР.
К странам Запада теперь можно причислять — и причисляют! — не только, как в прошлые века, географически западные страны — Европу, США, но и большой круг стран, во-первых, находящихся отнюдь не на западе, а во-вторых, страны, в которых "западные" традиции ранее никогда не ночевали.
Это прежде всего Япония, азиатские "тигры", где также сроду не было никаких демократических традиций — сплошная азиатчина! — Австралия, Новая Зеландия. В Новой Зеландии ещё каких-то 200 лет назад определяющими были традиции людоедства — а вовсе не демократии. Изменились условия, бытие — изменилось сознание.
Понятие "Запад", "западные страны" давно перестало быть понятием географическим, а стало означать страны с высоким уровнем жизни, свободы, демократии и социальной защищенности граждан.
И все-таки и здесь не все так просто, черно-бело и разложено по полочкам. Иначе возникает вопрос: почему же Россия никак не может дать себе ладу, ведь на наших глазах случилось десятилетие свободы, когда обстоятельства, по сравнению с тоталитарным СССР, кардинально изменились, но, по существу, свобода оказалась россиянами невостребованной, в итоге взыграл тот самый рабский менталитет, что и облегчило приход на галеры Путина.
Один из ответов дала сама Ирина Бирна — в перестройку и ельцинское десятилетие перемены во многом были профанацией реформ и дискредитацией демократии. Это во многом справедливо, но это не единственное объяснение. Я думаю, главное здесь то, что за 70 лет коммунистической диктатуры и особенно ленинско-сталинские десятилетия кровавого террора, истребления собственного народа, таки выведен был новый тип человека, хомо советикус.
В те самые "лихие 90-е" зачатки демократических институтов в России все-таки начали формироваться и приживаться, страна в целом двигалась в верном направлении, при всей непоследовательности и противоречивости этого движения. Но процесс этот, как известно, был жестко прерван и обращен вспять, прежде всего по причине именно противоречивости и непоследовательности проводившихся реформ. А замордованной коммунистическим Мордором России, видимо, нужны были хотя бы те самые библейские 40 лет, чтобы умерли те, кто родился в Мордоре. Но 40 лет на попытки перемен История России не отпустила.
Не нашел, даже с помощью гугла, имя автора следующего примерно высказывания: Беда России в том, что она никогда не была завоевана цивилизованной страной с более высоким уровнем экономического и социального развития. Было, что Русь завоевали татаро-монголы. Настолько завоевали, настолько ордынство въелось в плоть и кровь русских, что даже после избавления от ига Русь так и осталась Ордынским ханством, которое не может выхаркать из себя до сих пор. А вот Наполеон с его гражданским кодексом, который действует во Франции и в наши дни, не смог завоевать Россию — завоевал бы, возможно, её история пошла бы по другому, менее трагичному пути.
Сегодня Россию, конечно, никто завоевывать не собирается. Измельчавшим руководителям Запада не хватает даже политической воли, чтобы применить против Путина и его клики действенные, всем известные меры, которые могли бы привести этих преступников, захвативших власть в государстве и само государство сделавших орудием своих преступлений, в чувство. На российский народ и его трусливую "элиту" — также никакой надежды.
В этой безысходности ничего не остается, как надеяться на нечто мистическое. Например, на вмешательство божественных или высших сил природы, у которых лопнет терпение наблюдать все это безобразие. Поэтому под другим ракурсом начинаешь рассматривать вдруг из ничего возникшую проблему коронавируса, который, как я предположил в предыдущей заметке, может оказаться своего рода вакциной против путинавируса, превратившегося за 20 лет своего существования и распространения в подлинную пандемию.
