Важной проблемой пост-1991 года, плоды которой мы все пожинаем, был парадоксально низкий уровень общественного интереса к государственному строительству. Те годы и ключевые месяцы общественность интересовалась борьбой за власть, экономическими реформами, идеологическим переходом от коммунизма к свободе слова, - а, например, дебаты в конституционной комиссии оставались на периферии внимания. Кто, в самом деле (среди той самой "широкой общественности"), помнит сейчас фамилию Румянцева или роль Шахрая? Зато вот Чубайса не забыли.
В 1990-е запустить дискуссию на эту тему попытался Солженицын своим эссе "Как нам обустроить Россию", - но наткнулся на отсутствие интереса и непонимающую критику. (А там были важные мысли, - но возможности развития земств окончательно похоронена прошлогодней поправкой к конституции).
Сравните: отцы-основатели США на протяжении десятилетия работали именно над тем, как устроить новое государство. Все движение от Статей Конфедерации к Конституции с дебатами "Федералиста" - глубокое обсуждение государственного строительства, к которому было привлечено внимание всего образованного общества.
Сегодня не только националисты и сочувствующие им интеллектуалы, но и многие либеральные мыслители объясняют относительный успех госстроительства в странах Балтии и бывшей Восточной Европы наличием там национальных проектов (в отличие от России и – до 2014 года – Украины). Действительно, проект "государства-нации" – один из возможных сюжетов строительства государства, но, мне представляется, не единственно возможный. У истоков современных национальных государств мы находим те же Соединенные Штаты, в которых само понятие национализм имело совсем неевропейские коннотации. А в конце 20 века (и тем паче в конце первой трети 21-го) "национальные государства" (почти) повсюду переосмыслены. Но в России ни национальный проект, ни альтернативные проекты "гражданской нации" не были предметом широкого обсуждения.
Дело, видимо, в том, что в Советском Союзе (в российской его части) вплоть до самого его распада устройство государства интересовало либо номенклатуру, либо некоторую часть диссидентов. Подавляющее большинство тех, кто интересовался общественными проблемами, увидели в перестройке и конце СССР возможности свободно заниматься своим делом (или свободно уехать). (Или же – столкнулись с задачей выживания, и им стало не до общественных проблем). Ученым стало свободнее заниматься наукой (иногда для этого пришлось эмигрировать). Деловым людям стало можно выйти из тени и стать бизнесменами. Государственное строительство осталось в руках той же номенклатуры (включая активизировавшееся после удара КГБ), - после смещения верхнего ее слоя.
Вот если бы Франклин в провозглашении независимости США увидел только возможность свободнее заниматься физикой и публиковать моральные наставления, - это было бы похоже.
То есть проблема отсутствия интереса к государственному строительству – частично была проблемой отсутствия в СССР нормального образования в общественных науках (не было слов, чтобы об этом говорить, - а те, что были – были весьма наивными), и проблемой отсутствия навыка осмысления своих интересов в контексте устройства государства и его политики.
Сегодня в каком-то смысле ситуация лучше. Но набралась ли критическая масса для новых конституционных дебатов, сказать не могу. Как не могу сказать и когда для них созреет политическая ситуация.
Но понимать, что тридцать лет назад большинство из нас "смотрело не туда", - надо.
! Орфография и стилистика автора сохранены
